Неточные совпадения
Старик был тронут. «Ох, батюшка ты мой Петр Андреич! — отвечал он. — Хоть раненько задумал ты жениться, да зато Марья Ивановна такая добрая барышня, что
грех и пропустить оказию. Ин быть по-твоему! Провожу ее, ангела божия, и рабски буду доносить твоим
родителям, что такой невесте не надобно и приданого».
— Разве я зверь, — обидчиво отвечала Татьяна Марковна, — такая же, как эти злые
родители, изверги?
Грех, Вера, думать это о бабушке…
— Это я тогда по единому к вам дружеству и по сердечной моей преданности, предчувствуя в доме беду-с, вас жалеючи. Только себя больше вашего сожалел-с. Потому и говорил: уезжайте от
греха, чтобы вы поняли, что дома худо будет, и остались бы
родителя защитить.
— Особенное тут дело выходит, Тарас Семеныч. Да… Не спросился Емельян-то, видно,
родителя.
Грех тут большой вышел… Там еще, на заводе, познакомился он с одною девицей… Ну, а она не нашей веры, и жениться ему нельзя, потому как или ему в православные идти, или ей в девках сидеть. Так это самое дело и затянулось: ни взад ни вперед.
— Они всё думают, что я еще болен, — продолжал Рогожин князю, — а я, ни слова не говоря, потихоньку, еще больной, сел в вагон, да и еду; отворяй ворота, братец Семен Семеныч! Он
родителю покойному на меня наговаривал, я знаю. А что я действительно чрез Настасью Филипповну тогда
родителя раздражил, так это правда. Тут уж я один. Попутал
грех.
— Вот уж это врешь,
грех тебе!..
Грех на меня клепать!.. Спросите хоть
родителей его! — говорила она.
И столь смиренна была эта жена, что даже и мужа своего погубление к своим
грехам относила и никогда не мыслила на
родителей возроптать!
— Вот как этакое-то дело со мной сделалось, и стали мы приступать к Манефе Ивановне, чтоб перед
родителем открыться."А что, говорит, разве уж к концу дело пришло?"И заместо того чтоб перед
родителем меня заступить и осторожненько ему рассказать, что вот господин хороший и поправить свой
грех желает, она все, сударь, против стыда и совести сделала.
Сама меня, можно сказать, в
грех ввела, да и сама же с руками
родителю и выдала.
Вообще Володя был воспитываем в правилах субординации и доверия к папашиному авторитету, а о старых
грехах почтенного
родителя не было и помину, потому что на старости лет он и сам начал сознавать, что вольтерьянизм и вольнодумство не что иное, как дворянская забава.
Их, мол, дело особь статья, а твое особь статья: вот кабы твой завод был, это точно что
грех, а то и
родитель твой с ними дела имел, не гнушался".
— Чего не можно! Садись! Бог простит! не нарочно ведь, не с намерением, а от забвения. Это и с праведниками случалось! Завтра вот чем свет встанем, обеденку отстоим, панихидочку отслужим — все как следует сделаем. И его душа будет радоваться, что
родители да добрые люди об нем вспомнили, и мы будем покойны, что свой долг выполнили. Так-то, мой друг. А горевать не след — это я всегда скажу: первое, гореваньем сына не воротишь, а второе —
грех перед Богом!
— «А и в некоторыем царствии, вот и в некоторыем государствии уродился фармазон-еретик от неведомых
родителей, за
грехи сыном наказанных богом господом всевидящим…»
Мы даже покрывали, как умели,
грехи и проступки «своих людей» перед
родителями.
— Покойный
родитель твой, — начал Сергеич, — был благоприятель мой, сам знаешь, а не скажу по нем: много против тебя
греха на душу принял.
— Хорошо, хорошо, Алексеюшка, доброе слово ты молвил, — дрогнувшим от умиления голосом сказал Патап Максимыч. —
Родителей покоить — Божью волю творить… Такой человек вовеки не сгибнет: «Чтый отца очистит
грехи своя».
К Патапу Максимычу!.. В Осиповку!.. Легко молвить, мудрено сделать… Заказан путь, не велено на глаза показываться. Сказать про то
родителю нельзя, смолчать тоже нельзя… Что же делать?.. Опять, видно,
грех на
грех накладывать, опять обманные речи отцу говорить… Что же?.. Теперь уж не так боязно — попривык.
Только ты у меня смотри, Марья, хоть и сказано тебе от отца, от
родителя значит: причаливай Масляникова, а того не забывай — коли прежде венца до
греха дойдешь, живой тебе не быть.
— А вы не намекайте, — говорит невестина мать. — Мы вас по вашим
родителям почитаем и на свадьбу пригласили, а вы разные слова… А ежели вы знали, что Егор Федорыч из интереса женится, то что же вы раньше молчали? Пришли бы да и сказали по-родственному: так и так, мол, на интерес польстился… А тебе, батюшка,
грех! — обращается вдруг невестина мать к жениху, слезливо мигая глазами. — Я ее, может, вскормила, вспоила… берегла пуще алмаза изумрудного, деточку мою, а ты… ты из интереса…
— Не знаю, парень. Не знаю я своего
родителя, нечего
греха таить. Я так об себе рассуждаю, что у маменьки я был незаконнорожденное дитё. Моя маменька весь свой век при господах жили и не желали за простого мужика выйтить…
— А кто же виноват, как не ты? Ты
родитель, твое чадо! Ты должен был наставлять, внушать страх Божий. Учить надо! Родить-то вы родите, а наставлять не наставляете. Это
грех! Нехорошо! Стыдно!
— Будь спокойна, дитя мое. Оставайся только набожной и доброю, какова и теперь, и Господь не оставит тебя. Избегай
греха, избегай соблазна; обещай мне, что ты никогда не забудешь, какой страх испытывают твои
родители, отправляя тебя.
Чувствую, или
грехи моих
родителей, или кровь, за меня безвинно пролитая, запечатлели меня клеймом отчуждения от родины.